| www.New-(A)narchy.narod.ru - Псков >>>E-mail<<< |
>>>На главную<<<
Революция Панкор (читать весело и мечтательно, местами зло и задумчиво).
Как было бы здорово распиздонить это всё к чертям собачьим,вот так взять, раз - и нету всей этой серой гадости, всей этой
самовлюблённой заглотности, всего этого благоразумного говна!
Харлей Панкор
27 апреля 2000 года, ровно в 15 часов 25 минут, началась революция. По сигнальному удару Царь-колокола выстрелом из главного орудия специально подвезённого крейсера "Аврора" группа революционно настроенных замудонцев развалила мавзолей дедушки Ленина и часть находившейся тут же кремлёвской стены. Эти решительные действия были протестом против деспотичной политики товарища Путина И.О., которая не имела ещё места быть, но грозным призраком маячила в недалёком будущем... Во всяком случае, так официально считалось. Вслед за артиллерийским обстрелом на Красную площадь выкатился отряд броневичков образца 1917 года, возглавляемый человеком на белом коне. Голову человека украшал грандиозный гребень волос изумрудного цвета. Всадник выдернул из-за пояса бензопилу, и, размахивая ею, громогласно воскликнул:
- Анархистско-панковская революция, о которой так часто и много пиздели, наконец-то свершилась!
Грянуло "ура", и на башни броневичков один за другим полезли мужики в драных джинсах, пиджаках и клетчатых кепках. Среди них мелькнуло несколько девушек, тоже в кепках.
- Итак, первым делом перекроем мосты, - не унимался зеленовласый наездник, - Захватим почту, вокзал и телеграф! А так же Останкинскую телебашню!
И тут подъехала первая машина с ОМОНом. ОМОН, в количестве двух человек, грозно рыча и размахивая дубинками, двинулся вперёд. Внезапно на другом конце площади взвыли милицейские сирены, и кто-то пробубнил что-то угрожающее в матюгальник.
Переполошенные мужики в кепках с картавыми воплями посыпались с броневиков, часть из них, завидев подходящие силы контрреволюции, панически бросилась в отступление, но всадник с бензопилой и несколько молодчиков, вооружённых цепями, громко крича, выстроили оставшихся гордыми сплочёнными рядами, и организовали отчаянную оборону. Полетели камни, проклятья, и увесистые гроздья матюков. Стволы (которые имелись, ещё как) из соображений человеколюбия пока решили не применять.
- Что там творится такое-этакое? - спросил стоящий в очереди ГУМа дедок своего соседа, - Никак опять путч?
- Бери выше, дед, - отвечал тот, - Революцией пахнет: панки в городе!
И вся заглотная очередь обывателей улыбалась, или, наоборот, хмурилась непонятно чему.
Меж тем на площади восставшие одолели омоновцев (обоих), и, презрительно глядя на скапливающихся на прилегающей территории цивилов, принялись распевать песни и распивать спиртные напитки.
Человек с зелёным гребнем засунул бензопилу за пояс, слез с коня, и направился в обход лагеря, сооружённого из броневиков, поставленных кругом. Его опухшая рожа выражала тревогу - давно не было вестей от отряда, отправленного в родной Питер. Кроме того, специальные гонцы должны были принести портвейн, они опаздывали уже на полчаса, и это не было хорошим обстоятельством.
Человека звали Харлей Панкор. Давидыч, если по батюшке. Сейчас он возглавлял семейный клан Панкор, тот самый, который основали потомки библейского Иоанна Панкора. Семейство Панкор во все времена было чем-то вроде масонской ложи, их нигде вроде как не было, но вместе с тем они были везде, и во многих других местах. Особым могуществом Панкоры не обладали, однако, как показали события, были способны на самые решительные действия.
В это время с другого конца лагеря раздались приветственные вопли - вернулись специальные гонцы. Правда, их почему-то стало только двое вместо отправленных троих. Первый гонец мрачно улыбался щербатым ртом, второй опасливо оглядывался назад, видимо, опасаясь хвоста.
- Кранты, бля, пиздец! - объективно разъяснил обстановку первый гонец. Это был рослый детина с головой странной формы, втянутой в угловатые плечи. Глаза его скрывались за узкими тёмными очками, а сине-чернильные волосы стояли агрессивным торчком.
Харлей промолчал, ожидая дальнейших пояснений.
- Теодоро хочет сказать, мы в глубокой жопе! - стеклянным голосом выкрикнул второй гонец, небольшого роста, крепкий, одетый в "милитари" парниша с повязкой а-ля Рембо на невысоком лбу, - По слухам, менты взяли наших в Питере!
- И всех - к стенке! - прохрипел Теодоро Панкор, судорожно скрючивая пальцы.
- Раком! - добавил, сам пугаясь от сказанного, милитарист.
Харлей помрачнел. Конечно, о гуманизме никто и не думал, революция, как-никак, но чтоб такое… Это невозможно было стерпеть.
- Так, - сказал Харлей таким тоном, что окружающие панкера вздрогнули, - Пора переходить к решительным действиям. Они нас сами вынудили.
Он резко повернулся к лагерю восставших, так, что его плащ красиво всколыхнулся на ветру, и заорал:
- Вы готовы отдать свои жизни за Революцию, мать вашу?!!
Харлей с детства - совдеповского, героического детства - ненавидел тупую совковую систему, а сейчас, в 2000 году, когда никакой системы уже не было, а говна стало ещё больше, ненавидел почти всё, что его - по злой иронии судьбы - окружало. Может, это было и глупо - к примеру, живёт умный человек, зная, что попса - ложь, тупая и гнойная, но ничего с этим не делает, а вот Харлей Панкор с малых лет бил морды поклонникам попсы (как увидит - сразу аж трясётся весь), а иногда и исполнителям. Да, этим он нарушал права человека. Но кто права эти сраные выдумал - готов поспорить, тот, кому они были жутко удобны в данный момент. И пошли все эти мудозвоны-законники на … со своими правами!
Бунтовщики из лагеря торжественно выразили своё согласие с харлеевской идеей отдать жизнь за революцию, правда, не уточнив, чью жизнь конкретно они будут отдавать: свою или Харлея?
Но это уже было не важно, потому что на Красную площадь приехал ОМОН. Два или три автобуса с людьми в камуфляже и чёрных масках. Когда человек знает, что никто не видит его лица, он становится вдвойне опаснее, и, если дать ему в руки дубинку, он забьёт - по чьему-нибудь велению да по своему хотению - хоть отца родного, не испытывая угрызений совести, да и какие угрызения совести у двухметрового детины с харей американского пылесоса?
Бойцы правопорядка бросились на лагерь мятежников беспорядочной толпой, анархисты ответили тем же - и были сразу же отброшены назад, опрокинуты и смяты, воздух наполнился криками боли и ненависти. Кое-где рукопашная перешла в перестрелку, один из Панкоров, чудом не потерявший кепку, залез на броневик с шестиствольным пулемётом, но даже не успел открыть огонь по хищной толпе людей в камуфляже, его сняли коварные снайперы, паскудные стрелки, засевшие где-то на кремлёвской стене. Кепка убитой горлицей упала на грязную мостовую.
- Стоять до последнего! - кричал забрызганный своей и чужой кровью Харлей, размахивая визжащей бензопилой, - Если мы сейчас сдадимся, потом уже ничего не будет!
Но сражение уже превратилось в побоище, бойцы ОМОНа забивали дубинками бунтовщиков, стреляли в убегающих, и вскоре битва закончилась. Крейсер "Аврора", так виртуозно спёртый в Питере, был расстрелян из армейских гранатомётов в дымящийся металлолом, два прогулочных катера, захваченные восставшими в Москве-реке, потоплены метким торпедным залпом, а оставшиеся в живых мятежники - добиты.
На площади перед Кремлём было многолюдно. Сбежалась огроменная толпа обывателей, испуганно охая и ханжески причитая, или, наоборот, смело ругая омоновцев в спину, цивилы расползлись вокруг серым киселём. Подъехали журналисты, репортёры, Невзоров с обычным брезгливо-заинтересованным выражением лоснящейся рожи, и ещё много кого. Все много пиздели, выпендривались друг перед другом, врали и лицемерили, жадно выискивая глазами на месте побоища чего-нибудь остренького.
Бойцы ОМОНа забрали своих павших, и мрачно упаковали трупы в чёрные пакеты. Тела мятежников было решено облить бензином и сжечь - тут же, на площади.
Когда омоновцы унесли своих мертвецов, среди опрокинутых броневиков остались лежать поверженные повстанцы. Много народу. В кепках и без. Там лежала и веснушчатая девушка с фиолетовыми волосами и чёрными губами, и бородатый мужик в тельняшке, и бритоплеший парень в косухе - много кого. Среди них лежал и Харлей Панкор. На его окровавленных губах запеклась улыбка - он умер так, как мечтал - в бою, он умер за то, во что верил. И не важно, что он уже умер.
- Идиоты, - воскликнула одна женщина в толпе, - Вот ведь не знают, чем заняться, от того так и подыхают!
Как она была права. И неправа.
Была глубокая ночь. На небе светили звёзды, и даже была луна. В захудалой подворотне Москвы со звоном приподнялась крышка канализационного люка, и из-под неё показалась корявая голова Теодоро Панкора. Теодоро оглядывался.
- Слышь, Зюд, всё в порядке! - прошипел он вниз, как всегда, мрачно ухмыляясь, - Да держись ты за скобы, милитарист хренов!
Со свирепым матом, словно заново рождаясь, анархисты выбирались из канализационного андерграунда.
Две тени неслышно скользнули по ночному двору-колодцу. Великое дело Панкоров - неважно, праведное, неправедное - продолжалось.
